Анну Линд похоронили. В стране объявили траур. 

Hу а что же наши «лагерные»? Их жизнь изменилась?

Посмотрим:
Вот по лагерю идёт, с забинтованным пальцем на перевес, хорошо вам уже знакомый Юра. Куда же держит путь этот балагур и жизнелюб? Маршрут его немудрён и лежит на ближайшую помойку, за свежевыброшенными шмотками и железками для велосипеда. Надо отдать должное Юре, он уже значительно увеличил свой гардероб и собрал полвелосипеда, и это, не смотря на многострадальный палец из-за которого мы его окрестили Фингером. 
Я убеждён, что Юра сознательно занимался члено, т.е. пальцевредительством, в буквальном смысле этого слова. Зачем? А это чтоб жалость к себе вызвать у шведов. Мол, вот они, следы пыток. Под ногти гвозди загоняли, изверги.

До своей депортации Юра-Фингер успел собрать два чемодана «бэ-у»-шных шмоток и горный велосипед, что достался в подарок нашему новому соседу из России, подселившемуся на днях. Юра-Фингер покидал Швецию в расстроенных чувствах. Юра на шведов обиделся. Обиделся толи на то, что они не поверили в его душещипательную историю, толи на то, что депортацией этой, порушили все его планы о контроле ближайшей свалки.

Вот в столовой, появился новый «беженец» из Белоруссии. Беженец от диктатуры. Он носит очки, «фурик» из кожзама с отворачивающимися ушками, синие спортивные трико с вытянутыми коленками, свитер и рубашку. А его витееватый-возвышанно-восторженный слог изобличает в нём типичного сельского интеллигента. Представился как журналист. Прилипло. «Журналист», нарыл какой-то опасный компромат на белорусское КГБ и теперь вынужден спасаться в нейтральной стране.
Журналиста выслали через неделю. Он погорел на том, что прятал свои настоящие документы в ящике для входящей корреспонденции из Миграшуна, наивно полагая, что ключ – только у него.

Вот уже знакомые вам, папа с сыном, похожие друг на друга как Лёлек и Болек, по-солдатски подтянутые, бодро идут на вечернюю прогулку. В их глазах светится серьезность намерений и уверенность в завтрашнем дне. Они оказались крепкими орешками, продержались долго и ещё проявят себя в моём повествовании.

А вот ещё один парнишка, тоже новенький, совсем ещё мальчик, с типичным русским лицом и здоровым румянцем, который «сдался» шведам как лизгин и сказал им, что почти не понимает русского. Как и в прочем, языка лизгинов. На что указала очная ставка с переводчиком-лизгином, найденного незнамо где, и видимо, с большим трудом.
Наш «Лизгин» оказался компютерным гением и гением краж в магазинах, а так же показал себя, как искусный манипулятор над человеческим сознанием. (Он приглашал жителей северной Африки (преимущественно – мусульман) в свою комнату поздними вечерами. Ставил им жесткое порно на компе, а сам отлучался под любым предлогом к своим накуренным дружкам, которые вместе с ним, уже через минуту, умирали от смеха, подглядывая с улицы через темное окно за африканцами, их реакцией и поведением при просмотре порнофильмов.

А однажды, видимо на радость Лизгину и его дружкам, в лагерь привезли целый автобус сомалийцев. Это даже не по Агате Кристи, это круче. Ведь негритят было гораздо больше десяти. 
Кстати о негритятах. У сомалийцев очень красивые дети. (Я не педофил). 
Сомалийцы варят чайные пакетики по нескольку штук в кастрюле, а потом чефирят всем табором. А как они пахнут, см в гл. «Как пахнут скотоводы из Западной Сомали».